Екатерина Трубицина

Часть III

Остров бродячих собак

Книга 8

Третий элемент

(главы 120-136)

---

Глава 122
НЕСМОТРЯ и ВОПРЕКИ

Новый трудовой год с места в карьер рванул на третьем этаже зверским авралом, в то время как на четвертом воцарилось полное затишье. Собственно, до конца января на четвертом этаже обитали только Ира и Лу. Яна с Ромой находились в полном распоряжении Максима на первом, Александр с Оксаной — в Москве (хоть и ночевали в Сочи), а Миха сидел в глухом подполье в Ирином доме.

Учитывая, что Александр прекрасно справлялся с координацией работы дизайнеров базовой группы и всех филиалов, будучи в Москве, и полное затишье на четвертом, в то время как на третьем свирепствовал аврал, Тамара и Гаянэ были переброшены на этот фронт. Дима же остался на первом, где вовсю занимался административной работой по налаживанию функционирования школы фотомоделей.

- Максим, а почему ты не оставил себе Гаянэ? — поинтересовалась как-то Ира, с трудом выловив его после обеда, так как Максим, по примеру третьего этажа, был занят без продыху.

- Всё не так просто, сестренка, — уклончиво ответил он и тут же смылся.

Постепенно Ира обнаружила, что, хотя Максим действительно сильно загружен, вовсе не это причина невозможности нормально пообщаться с ним tête-à-tête. Мало того, Ихан, в очередной раз возвращая внешний вид Иры в зону совершенства, без колебаний сдал ей Максима, что называется, с потрохами, сообщив, что все новогодне-рождественские каникулы тот провел вовсе не с Гаянэ, как считала Ира, а в поте лица тестируя очередную систему безопасности. А кроме этого, покинув вместе с Гаянэ корпоратив, Максим всего лишь прошелся с ней пешком от Дагомыса аж до Барановки, проводив домой, но потом больше ни разу с ней не виделся.

Иру сии новости весьма смутили, но обсудить их было не с кем. Сам Максим с ней общался только при свидетелях. Ихан позволил себе вывалить это всё Ире, подгадав предоставление своих услуг под натурные съемки у Максима, то есть, пока тот отсутствовал в стенах домика с дыркой. Но натурные съемки у Максима были вовсе не каждый день. Возможность поднять эту тему в беседе с Лу, Ира даже не рассматривала. А Стаса весь январь Ира лишь сквозь сон чувствовала рядом по ночам и пару раз видела на обеде. Утром он уезжал до того, как она просыпалась, а приезжал, когда она уже спала. В том числе и по выходным.

То, что третий этаж резко оказался под завалом всевозможных дел, выяснилось на второй рабочий день года. Впрочем, первый на третьем этаже прошел тоже довольно напряженно, но все же то была лишь прелюдия. Утром второго дня, поскольку Ира пожелала сохранить рабочий график, сформировавшийся в конце прошлого года, Стас отвел ее к «дяде Тому», однако сам до обеда ни разу не заскочил туда. А перед самым обедом Ире пришла SMS-ка: «Возвращайся сама». Вернувшись, Ира застала Стаса, Женечку, Генку и Влада в буфете быстро поглощающими пищу за сосредоточенным обсуждением стратегии и тактики. При этом между ними и кабинетами то и дело курсировали Алла, Алина и Лидия Гавриловна с документами. Как Ира поняла, после новогодних праздников разом выстрелили сразу несколько сделок, которые готовились всю вторую половину прошлого года.

Едва она успела положить себе котлету с макаронами, как Стас и Генка умчались то ли в банк то ли на какие-то переговоры (Ира толком не поняла), а Женечка с Владом столь же стремительно исчезли в одном из кабинетов, готовить какие-то документы.

- Что у нас, вообще, происходит? — спросила Лу, как только они с Ирой остались в буфете вдвоем.

Поскольку события на третьем этаже хоть и не особо вписывались в рамки обычного течения жизни, однако и чем-то из ряда вон выходящим тоже не являлись, Ира сразу приступила к описанию известных ей деталей ситуации в творческом отделе. Обсудив положение вещей и согласившись с тем, что они вовсе не гарантированы от точно такого же внезапного аврала, который нынче накрыл третий этаж, Ира и Лу пришли к выводу, что снизошедшее на них затишье нужно использовать по его прямому назначению. Таким образом, Ира весь январь с понедельника по четверг первую половину дня проводила у «дяди Тома». Потом, если Блэйз изъявлял желание, отводила его к Михе, а сама отправлялась к Лу и присоединялась к ее архитектурной деятельности. По пятницам она проводила с Лу первую половину дня, а вторую — на джем-сейшне у «дяди Тома». Выходные — впрочем, как и вечера рабочих дней — Ира посвящала живописи. Само собой, с перерывом на джем-сейшны у «дяди Тома».

- Where is Stas? — лишь однажды поинтересовался Блэйз.

- He’s very busy, — ответила Ира.

Она то и дело ловила себя на мысли, что нынче внешнее течение ее жизни ну никак нельзя принять за отражение того, что творится в ее внутреннем мире. А там творилось примерно то же самое, что на третьем этаже домика с дыркой. Контрапунктом к урагану ускользающих ощущений в купе со шквалом вербальных и невербальных мыслей Ира чувствовала, как злится на Стаса с его малопонятными намеками и категорическим отказом прямо отвечать на простой, четкий и ясный вопрос. Собственно, она прекрасно понимала, что злится вовсе не на Стаса, а на себя, на собственное бессилие, прекрасно понимая, что назови ей Стас прямо те силы, те энергии, для нее ничего бы не изменилось.

Когда кипение мозгов вместе с отчаянными попытками поймать кишащие, но то и дела ускользающие ощущения становилось невыносимым, Ира принималась бубнить в качестве мантры:

- «Было — НАЙТИ. Стало — ПОНЯТЬ. СВЕТ — Радный; Радный и я. Человеческое — Генка. «Некое средство» — Женечка и Данум».

В последнюю субботу января, после джем-сейшна, стоя у мольберта и в очередной раз пробубнив свою мантру, Ира отложила в сторону кисть с палитрой и спустилась в кабинет, где извлекла из тайника под выдвижным ящиком стола «бумаженцию», которую Руслан, в свое время, внаглую отсканировал себе.

- Прошлое предназначение… Новое предназначение… — задумчиво прочла она вслух. — ПРЕДНАЗНАЧЕНИЕ…

Ира вернула «бумаженцию» в тайник и поднялась обратно, но не к мольберту, а вошла в комнатку, нынче служившую кабинетом Лоренцу и Зиву, где те сосредоточенно клацали по своим гротескно огромным клавиатурам.

- Кофейку не хотите глотнуть? — предложила Ира.

- Можно, — полуотрешенно промурлыкал Лоренц и, поелозив левой задней лапой по тачпаду, кликнул Save.

Зив проделал то же самое, но только носом, одним глазом заглядывая в монитор, после чего они втроем спустились в гостиную.

- Помните, когда вы учили меня пользоваться проходами и рассказывали об осознании цели, вы говорили о выборе предназначения? Что вы имели в виду?

- Выбор предназначения. Что же еще? — проурчал Зив.

- Я понимаю. Что вы имели в виду, говоря «предназначение»?

- Предназначение. Что же еще? — промурлыкал Лоренц.

- То есть, вы действительно имели в виду определенное предназначение, которое… Ну вот, скажем, телевизор. Его определенное предназначение показывать телепрограммы, транслируемые различными телекомпаниями.

- Вот ты о чем! — мяукнул Лоренц. — Разумеется, мы вовсе не это имели в виду. Просто, когда люди говорят о том, что мы имели в виду, они называют это предназначением. Потому и мы назвали. Ну представь, мы назвали бы это кубибундия! Ты бы, естественно, спросила бы, а что такое кубибундия, и нам бы пришлось объяснять, но на тот момент все наши объяснения стали бы для тебя ничего не значащим словоблудием.

- Ира, — заурчал Зив, — предназначение — это причина. Однако причина — это и «почему?», и «зачем?»! То есть, и «потому что…», и «для того, что бы…». Так уж люди устроены.

- Скажем, — снова взял слово Лоренц, — у тебя в мастерской сейчас стоит одна готовая работа. Почему она есть? Потому что ты ее написала. А зачем она нужна? — Лоренц немного помолчал многозначительно. — В чем причина того, что ты ее написала? Почему ты ее написала? Ты написала ее потому, что хотела ее написать. Другой вопрос. В чем причина того, что ты ее написала? Зачем ты ее написала? Уж, наверное, вовсе не затем, чтобы твой Гена заплатил тебе за нее энную сумму денег. Хотя он непременно тебе ее заплатит. В случае с телевизором есть ответ на оба вопроса: и на вопрос «почему?», и на вопрос «зачем?». В случае же с твоей картиной есть ответ только на первый вопрос. Так и с тем, что мы назвали тогда предназначением. Просто, когда люди говорят о том, что мы назвали тогда предназначением, они упорно считают, что должны быть ответы на оба вопроса, и интересует их, на самом деле, ответ именно на второй вопрос, на который ответа нет. А вот первым они, как правило, и вовсе не задаются.

Ира на мгновение задумалась, а затем сказала:

- То есть, то, что вы тогда назвали предназначением, это, по сути, ХОЧУ?

- …или, НЕОБХОДИМО, ПРИШЛОСЬ, ДОЛЖЕН, ОБЯЗАН, — с намеком проурчал Зив.

- Потому что я ХОЧУ, потому что мне НЕОБХОДИМО, потому что мне ПРИШЛОСЬ, потому что я ДОЛЖНА, потому что я ОБЯЗАНА, — вслушиваясь в ощущения, медленно проговорила Ира. — То есть, ХОЧУ — это предназначение, выбранное по своей воле, а НЕОБХОДИМО, ПРИШЛОСЬ, ДОЛЖЕН, ОБЯЗАН — это предназначение, выбранное для тебя иной волей?

- В общем-то, да… — промурлыкал Лоренц. — И даже верно целиком и полностью, если говорить о чистом значении слов. Видишь ли, у людей ХОЧУ — это нечто, скажем, не особо пристойное.

- Ну да, — согласилась Ира. — «Мало ли чего ты ХОЧЕШЬ! НАДО!» — установка по умолчанию, внедряемая с детства при каждом удобном случае.

- Верно, — согласился Лоренц. — А потому люди зачастую прикрывают свое ХОЧУ словами НЕОБХОДИМО, ПРИШЛОСЬ, ДОЛЖЕН, ОБЯЗАН. Притом, зачастую, в том числе и от себя. Да так, что сами становятся убежденными в том, что делают то, что они делают, вовсе не потому, что ХОТЯТ, а потому что НЕОБХОДИМО, ПРИШЛОСЬ, ДОЛЖНЫ, ОБЯЗАНЫ.

Ира усмехнулась.

- Как правило, если используются выражения НЕОБХОДИМО, ПРИШЛОСЬ, ДОЛЖЕН, ОБЯЗАН, гораздо реже из внешнего мира звучит вопрос «зачем?», на который далеко не всегда есть ответ.

- А знаешь почему? — спросил Зив. — Потому что НЕОБХОДИМО, ПРИШЛОСЬ, ДОЛЖЕН, ОБЯЗАН, сами по себе являются ответами на вопрос «зачем?». К примеру: «Зачем ты написала эту картину?» «Мне пришлось ее написать, потому что Гена мне ее заказал».

Ира снова усмехнулась.

- Телевизор ДОЛЖЕН показывать телепрограммы различных телекомпаний — в этом его определенное предназначение. ХОЧУ — причина в смысле «почему?», в смысле «из-за чего?». НЕОБХОДИМО, ПРИШЛОСЬ, ДОЛЖЕН, ОБЯЗАН — причина в смысле «зачем?», в смысле «для чего?»

Ира задумалась, а противосложением к ее мыслям неслись реплики Зива и Лоренца:

- Постоянно убеждая окружающих и себя в том, что делаешь нечто, потому что НЕОБХОДИМО, ПРИШЛОСЬ, ДОЛЖЕН, ОБЯЗАН, ты постепенно и в самом деле перестаешь ХОТЕТЬ.

- …и тем самым перестаешь использовать свою волю.

- НЕОБХОДИМО, ПРИШЛОСЬ, ДОЛЖЕН, ОБЯЗАН — это дисциплина. А дисциплина — это умение заставлять себя делать то, что от тебя требуют иные влияния и иные воли. Собственная воля — это умение ХОТЕТЬ. А самодисциплина — это умение преодолевать любые влияния — в том числе и влияния собственного тела — и ДЕЛАТЬ ТО, ЧТО ХОЧЕШЬ.

Ира вынырнула из собственных мыслей и спросила:

- То есть, выбор предназначения — это, в первую очередь, выбор между ХОЧУ и НЕОБХОДИМО, ПРИШЛОСЬ, ДОЛЖЕН, ОБЯЗАН?

- Да, — ответил Лоренц. — И, смею предположить, ты никогда не стояла перед этим выбором.

- То есть, — пропустив мимо ушей последнее замечание Лоренца, продолжила Ира сама с собой, — выбор предназначения — это, в первую очередь, выбор между причиной «почему?» и причиной «зачем?». Это, в первую очередь, выбор между целесообразностью технических устройств и невыразимым нечто произведений чистого искусства. В человеческих же морально-нравственных правилах, то есть, в правилах социума, а следом в человеческих установках по умолчанию намертво закреплено: если ты делаешь то, что ДОЛЖЕН — ты молодец, а вот если ты делаешь то, что ХОЧЕШЬ — ты эгоист и аморальный тип. То есть, ты — молодец, если ты подобен техническому устройству, и ты — аморальный тип, если ты подобен произведению искусства. Лоренц, так что ты там говорил по поводу выбора, перед которым я никогда не стояла?

- Ты никогда не стояла перед выбором между причиной «почему?» и причиной «зачем?».

- Если ты имеешь в виду выбор предназначения, то ты, скорее всего, прав. А вот сейчас я, по большей части, задаюсь именно вопросами из цикла «зачем?», «какой смыл?».

- Ну! Вопрос «какой смысл?» имеет вовсе не один смысл! — весело гавкнул Зив. — «Какой смысл?» в смысле «для чего?», и «какой смысл?» в смысле «что это значит?». Не прошу прощенья за тавтологию, потому что в данном случае она имеет весьма значимый смысл.

Ира усмехнулась.

- Да-а-а-а… — протянула она. — С одной стороны, вроде бы всего лишь игра словами, но с другой…

- Вот именно, — глубокомысленно промурлыкал Лоренц.

- Ладно! Идемте-ка дальше трудиться, — весело предложила Ира.

- Потому что это необходимо или потому что ты этого хочешь? — с хитрецой проурчал Зив.

- Полагаю, это был риторический вопрос, — в тон ему сказала Ира и направилась к лестнице.

- - -

«Аз Фита Ижица — личность предопределяет течение жизни. Личность выбирает между ХОЧУ и НЕОБХОДИМО, ПРИШЛОСЬ, ДОЛЖЕН, ОБЯЗАН. Я выбрала поддержать идею столь странного мира. Я выбрала принять некоторое участие в его создании. Я выбрала оставить здесь свои самые сокровенные чувства. Я выбрала сюда вернуться. Я выбрала воплотиться человеком на общих основаниях, то есть, самым обычным человеком. Я выбрала с помощью самых обычных средств человеческого воплощения понять, почему я выбрала поддержать идею столь странного мира; почему приняла некоторое участие в его создании; почему оставила здесь свои самые сокровенные чувства; почему вернулась сюда.

Этот мир — мое отражение. Даже несмотря на то, что создавался он многими, а мое участие в его создании не такое уж значительное. И я не в восторге от того, что вижу. Мне не нравится мое отражение. То есть, если это мое отражение, я сама себе не нравлюсь. Но почему? Я по-настоящему счастлива в этом мире. Я по-настоящему люблю. Чего мне не хватает? Почему, несмотря на то, что дал мне этот мир, мне он не нравится? Мне не нравится боль. И физическая, и душевная. И то, что ее испытывают, и то, что ее причиняют. Но ведь я сама в этой жизни не испытывала и не причиняла боли. Мне не нравится то, что несметное количество других личностей, попадая сюда, испытывают и причиняют боль. Стоп! Разве я никогда не испытывала боли?»

Первым вспомнилось то, как Стас стегнул ее ремнем, и то, как после его откровений ей на самом деле захотелось, чтобы он сделал это еще раз. Потом Ира вспомнила, как рожала Лёшу. С каким дух захватывающим предвкушением ждала каждую схватку, прекрасно зная, какие мучительные ощущения ее ждут. Какую немыслимую радость испытывала во время каждой схватки при этом корчась от невыносимой боли. Она вспомнила, чего ей стоило последнее время супружеской жизни с алкоголиком, а затем ужас первых нескольких лет, после того, как она от него сбежала. Да. Все это было ужасно больно психологически, но при этом она действительно с радостью прошла через всё это. С радостью, что ей не слабо́ через всё это идти.

«Боль, безусловно, штука неприятная, но мне по-настоящему не нравится вовсе не она. Мне не нравятся страдания. Я испытывала боль, но я не страдала от нее. Почему же в этом мире есть страдания? Потому что есть ДОБРО и ЗЛО. Потому что это — двойственный мир, а не двоичный. В таком случае, я сама — существо двойственное, а не двоичное. Но ведь я сама действительно не страдала в этой жизни, что бы со мной ни происходило. Так может быть двойственность всё же не мое отражение? Ведь этот мир действительно создан не только, и не столько мною. Как Михина игра.

Нет. Такой подход не годится.

Счастье отражается в этом мире благополучием, а любовь — кучей друзей и поклонников. Нужно найти в себе то, что отражается в этот мир двойственностью. Что отражается в этот мир страданиями».

Сквозь сознание пронесся отрывок последнего разговора со Стасом, который состоялся прямо накануне аврала:

«Любят не “ЗА…”, а “НЕСМОТРЯ НА…”. Я тонко намекаю тебе на принцип. И это — вовсе не принцип отношения к этому миру».

«Собственно, и счастье тоже — это то, что “вопреки”, а не “благодаря”. То есть, любят не за то, что проявляется во внешнем мире, а несмотря на то, что проявляется во внешнем мире и счастливы не благодаря тому, что проявляется во внешнем мире, а вопреки тому, что проявляется во внешнем мире. Притом НЕСМОТРЯ и ВОПРЕКИ в любом случае, то есть, независимо от того, нравятся тебе эти проявления или нет. Потому что если эти проявления обворожительны, и ты из-за этого цепляешься за них, то есть, начинаешь считать более реальным внешний мир, силы внутреннего мира, то есть, ЛЮБОВЬ и СЧАСТЬЕ, моментально переходят в не проявленное состояние. Это и есть искушение. То есть, искушение — это восприятие внешнего мира более реальным, чем внутренний. И, если проявления внешнего мира обворожительны, не поддаваться этому искушению способны далеко не все. Но если НЕСМОТРЯ на это искушение, если ВОПРЕКИ этому искушению для личности остается более реальным ее внутренний мир, ЛЮБОВЬ и СЧАСТЬЕ процветают».

Некоторое время в сознании царила гробовая тишина.

«И всё же, из каких моих самых сокровенных чувств состоит мой СВЕТ? Какие свои внутренние силы, внутренние энергии я связала с этим миром?»

Ира отошла в сторону от мольберта и довольно долго рассматривала свою еще неоконченную работу.

«Стас сказал, что в своих картинах я отражаю другие миры, которые создала. Хоть я их и отражаю, я их не помню. И даже приблизительно не могу себе представить, какие они, даже глядя на их отражение, которое сама же и намалевала.

А вот сейчас, когда в моем распоряжении лишь самое обычное человеческое сознание, какой бы мир я хотела бы создать?

Мир СЧАСТЬЯ и ЛЮБВИ.

Невозможно создать внешний мир СЧАСТЬЯ и ЛЮБВИ, потому что это — силы, которые могут быть только в мире внутреннем и которые есть далеко не у всех личностей.

В таком случае, я бы хотела создать такой мир, который бы провоцировал бы зарождение, пробуждение и процветание этих сил».

Ира вновь отошла в сторону и уставилась на холст, а потом поставила на подоконник готовую работу, которую Генка не успел еще забрать, и пристально созерцала ее.

«Если это действительно отражение тех миров, которые я создала, я всегда стремилась создать мир СЧАСТЬЯ и ЛЮБВИ. Но…»

Ира закрыла глаза, вслушиваясь в едва уловимые ощущения.

«Красота. Гармония. Совершенство. Безупречность. Наслаждение. Но без искушений, поскольку произведение искусства — это всегда иллюзия, которую ни при каких условиях не принимаешь реальностью. Это — поле для соприкосновения, для взаимного сопереживания внутренних миров. Все, кто живет в тех мирах, соприкасаются с моим внутренним миром, переживают мой внутренний мир, но…».

Ира усмехнулась.

«Там нет чудодейственных НЕСМОТРЯ и ВОПРЕКИ, которые рождают, пробуждают и наполняют феерической мощью СЧАСТЬЕ и ЛЮБОВЬ».

Ира расхохоталась. Ее сердце бешено колотилось. Всё тело вибрировало крупной дрожью. Мастерская утонула в Золотистом Свете.

- - -

Ира стояла перед мольбертом. Сердцебиение постепенно стихало. Дыхание выравнивалось. Вся одежда была мокрой насквозь.

- Мой СВЕТ — СЧАСТЬЕ и ЛЮБОВЬ, — тихо проговорила Ира. — НЕСМОТРЯ и ВОПРЕКИ во мне самой пробуждают и наполняют феерической мощью эти силы. Прекрасно зная это, я была вне себя от восторга, когда Гена рассказывал о своём «дать шанс, лишив возможностей». А потом… потом получалось всё, что угодно, кроме того, что хотелось. Потому я и отыскала его, что была уверена, что лишь он способен добавить эти чудодейственные НЕСМОТРЯ и ВОПРЕКИ. Точнее, то, что создает эти чудодейственные НЕСМОТРЯ и ВОПРЕКИ, как колдобины на дороге. Все эти двойственности, целесообразности и прочие изыски этого мира — это отражение моего сокровенного знания, что лишь НЕСМОТРЯ и ВОПРЕКИ способны зародить, пробудить и наполнить феерической мощью СЧАСТЬЕ и ЛЮБОВЬ.

Ира хихикнула с озорными искорками в глазах.

«А ведь никто ни сном, ни духом, что я сделала. Точнее, никто, кроме Максима и Стаса. Мы с Максимом не настолько разные, как он заявляет? Естественно! Ведь он, как и я, только тем и занимается, что пытается создать мир СЧАСТЬЯ и ЛЮБВИ. Бредовая идея, с точки зрения Мироздания. Во-первых, СЧАСТЬЕ и ЛЮБОВЬ — силы внутреннего мира, а потому невозможно создать из них мир внешний. Во-вторых, СЧАСТЬЕ и ЛЮБОВЬ — силы высших, которые крайне редко зарождаются в личностях, имеющих предел. Собственно говоря, только у тех, кто связан с высшими. Собственно говоря, это высшие сеют и взращивают СЧАСТЬЕ и ЛЮБОВЬ в своих подопечных. К тому же, далеко не все высшие этим занимаются, а те, кто занимается, сеют и взращивают эти силы далеко не во всех.

СЧАСТЬЕ и ЛЮБОВЬ — особые силы! Но как любые силы, они имеют массу применений. Я сейчас не помню и не могу помнить обо всех. Но это неважно. Пожалуй, из всех высших только я и Максим так озабочены этими силами. И всё же, даже мы понятия не имели, пока Стас это не раскопал, что эти силы, оказывается, кроме всего прочего, способны при любых обстоятельствах хранить от распада личность, имеющую предел.

Максим советовал мне выяснить самые сокровенные желания каждого человека. Естественно, СЧАСТЬЕ и ЛЮБОВЬ! Их нет и не может быть во внешнем мире. В любом внешнем мире. А в этом внешнем мире они как бы есть. Потому что я оставила здесь свой СВЕТ, состоящий из моего СЧАСТЬЯ и моей ЛЮБВИ. Само собой, СЧАСТЬЕ и ЛЮБОВЬ в этом мире лишь КАК БЫ есть, то есть, на самом деле, как и в любом другом внешнем мире, в этом мире их нет. Но вот это КАК БЫ зудит и теребит каждого, кто здесь воплощается, и подвигает его искать СЧАСТЬЕ и ЛЮБОВЬ, стремиться к СЧАСТЬЮ и ЛЮБВИ. Да! Обретают единицы из единиц. Но, как когда-то сказал Стас, главное — это стремление. Если есть стремление, оно, в конце концов, приводит к цели.

Нигде во всех весях Мирозданья СЧАСТЬЕ и ЛЮБОВЬ не зарождаются в личности имеющей предел, если не посеяны в нее высшим. Да. Я — высшая. И это я, оставив здесь свой СВЕТ, сею СЧАСТЬЕ и ЛЮБОВЬ в личности, имеющие предел. Разница в том, что не в тех, кого я выбрала, а во всех, кто выбрал сам взрастить их в себе. Ну а НЕСМОТРЯ и ВОПРЕКИ — плодородная почва, живительная влага.

Я и Максим — два чудака из высших, бредящих созданием мира СЧАСТЬЯ и ЛЮБВИ. Это — то общее в нас. Но в то же самое время, мы действительно очень разные. Его и меня интересуют различные грани, различные способы использования силы СЧАСТЬЕ и силы ЛЮБОВЬ. Именно поэтому меня никогда не вдохновляло то, что делает он, а его — то, что делаю я. От того, что получилось здесь, он тоже далеко не в восторге. Ну а если честно, я сама более чем не в восторге, но… Максим вынужден признать, что кое-что у меня все же получилось. Да. Этот мир ну никак нельзя назвать миром СЧАСТЬЯ и ЛЮБВИ, но…

Ах мои милые нестандартные стандарты! Оксана, Миха, Татьяна Николаевна, Наташа, Тамара…

Но всё же!»

Перед внутренним взором проносилась вся история человечества вместе с собственным опытом человеческой жизни. От ужасов войн и бесчинств армий в осажденных городах, от изуверских пыток и казней, от интриг, предательств и заговоров в государственных масштабах до широчайшего диапазона издевательств всех мастей и оттенков в рамках отдельно взятой семьи, в рамках межличностных отношений ближайшего соседского окружения.

«В человеке запрограммирована прямо-таки неутолимая жажда заставить себе подобного страдать — именно страдать. От боли, от горя, от страха, от зависти, от ревности, от несправедливости, от ненависти и кто знает от чего еще, и даже от любви. И если ты, испытывая боль, страх, горе и тому подобное, всё же не страдаешь от всего этого, тебя объявляют безнравственным чудовищем, порочным исчадием ада.

Воин, изрубающий на куски таких же, как и он людей, затапливающий реками крови землю, сжигающий дотла села и города — герой! Инквизитор, обрекающий свою жертву на изуверские пытки, а затем отправляющий ее на костер — благочестивый праведник. А два человека дарящие друг другу наслаждения без санкции социума в виде брачных уз — грязные развратники…

К самым почетным человеческим занятиям всегда относились те, которые дают право и даже обязывают заставлять страдать. Политики, священники, воины, юристы, врачи, учителя… А вот те, кто несет наслаждение, всегда считались и продолжают считаться — несмотря на прославление и даже поклонение — людьми второго, если не третьего сорта. Художники, музыканты, актеры… То есть, все, кто занят чистым искусством. Богемная жизнь по умолчанию значит разврат и порочность.

Дарить наслаждение — порок! А истязать, калечить и убивать — добродетель! Замечательно!

НЕСМОТРЯ и ВОПРЕКИ… Что-то все-таки слишком круто даже для НЕСМОТРЯ и ВОПРЕКИ…».

На плечи легли жесткие и горячие ладони Стаса.

- Не сейчас, — твердым тихим голосом сказал он, перекрывая поток Ириных мыслей, а затем добавил тепло и мягко. — Ты вся мокрая.

- Да… Знаешь, я так злилась на тебя всё это время. На твои почти ни о чем не говорящие, но разжигающие просто зверское любопытство намеки и на категорические отказы прямо и ясно отвечать на вполне конкретные вопросы… А сейчас… Я так тебе благодарна за всё то же самое… Стас… Я знаю. Я знаю, что есть такое мой СВЕТ. Я не догадалась. Я именно ЗНАЮ. Как ЗНАЮ, как дышать, как моргать, как слышать, как видеть… И даже… Даже гораздо более того…

Ира пустилась рассказывать обо всем, что пережила, что прочувствовала за прошедшие чуть больше полмесяца. Обо всем, что все это время пыталась осознать. В завершении своей исповеди она усмехнулась.

- Внешний мир — отражение внутреннего! Пожалуй, в данном случае, если судить по моему внешнему образу жизни, который имел место всё это время, то, что творилось в моем внутреннем мире, на внешний никак не отражалось.

- Ну почему же? Отражалось! Еще как! Только на мне! — усмехнулся Стас.

- Прости, больше не буду.

- Ну зачем же так? Если с такими же успехами, я с удовольствием перетерплю все, что угодно.

- Как там у вас? Схлынуло?

- Почти. Надеюсь, что завтра смогу присоединиться к тебе у «дяди Тома», хотя завтрашний день назвать свободным всё же пока нельзя. Однако в понедельник должны уже точно со всем расквитаться. Давай-ка иди в горячий душ. По-моему, ты не только вся мокрая, но, к тому же, уже основательно замерзла.

- Да, кстати, — Ира резко почувствовала, что не просто замерзла, а продрогла до костей.

- - -

Отогревшись в душе и спустившись в гостиную, Ира обнаружила Стаса в компании Александра и Оксаны.

- Вау! С возвращением! — радостно поприветствовала она их. — Как дела?

- Черт оказался не так страшен, как его намалевали, — с улыбкой пробурчала Оксана.

- Совсе-е-ем нестрашен! — с ядом воскликнул Александр. — Не! С формальностями разобрались быстро и без финансовых потерь, хотя я был вовсе не прочь раскошелиться. Однако не выношу, когда меня начинают грузить всякой туфтой, с излишней самоуверенностью воображая, что я — лох. В общем, не без удовольствия пригрузил их в обратку действующими правовыми актами.

- Так ты у нас, оказывается, и в области образовательного законодательства подкован? — с легкой усмешкой поинтересовался Стас.

- Станислав Андреевич, Вы прекрасно знаете, что подкованность — это знание принципов и где искать конкретику. Просто нереально держать в голове всю конкретику по поводу всего на свете. А вот принципы я знаю великолепно. Так что, я ничего не цитировал, и ни на что не ссылался, а просто говорил, что открыть и что прочесть. Напугал до крайней степени побледнения и холодного пота, — Александр криво усмехнулся. — Некоторые финансовые издержки пришлось понести в ходе решения вопросов с второстепенными дисциплинами, но в этом направлении психологическую атаку провел Сергей Леонидович.

- Ну и что же тогда тебя напугало? — спросил Стас, сверля Александра веселым, но тяжелым взглядом.

- Что напугало? — Александр снова криво усмехнулся. — Оксана просидела на всех зачетах и экзаменах Сергея Леонидовича от звонка и до звонка. Притом, и на тех, что он принимал сам, и на тех, где он входил в состав экзаменационной комиссии. И Оксана там не просто сидела! Фактически, ей пришлось сдать всё и за всех! Поскольку мне было позволено присутствовать при сей экзекуции, у меня в мозгах не укладывается, как может укладываться в мозгах Оксаны всё, что она там вещала. Хотя я всегда считал, что мои собственные мозги недостатком объема вовсе не страдают.

- Саша! — чуть смущенно улыбнулась Оксана. — Я просто тоже хорошо знаю принципы, а поскольку это совершенно иные принципы, нежели те, которые знаешь ты, тебе и показалось, будто в моих мозгах помещается намного больше, чем может поместиться в твоих.

- Может быть, — усмехнулся Александр, но теперь вовсе не криво. — Но я все равно в шоке. Ладно! У вас-то тут что?

Стас вкратце и без эмоций описал то, что на них тут свалилось сразу после новогодне-рождественских каникул. Если бы Ира собственными глазами не видела, чего это стоило всему третьему этажу в купе с Тамарой и Гаянэ, на нее отчет Стаса не произвел бы никакого впечатления, но Александр аж замер с приоткрытым ртом и чем-то похожим на ужас в глазах.

- Станислав Андреевич! А чего Вы все это время молчали? Даже полусловом не обмолвились, что вас тут капитально накрыло!

- К чему тебя дергать? Ты все это время решал не менее, и даже более важные вопросы.

- Да чего я там решал! Я все формальности за два дня утряс. А потом лишь в качестве моральной поддержки ходил с Оксаной везде, куда ей было надо.

- Саш, прекрасно понимаешь, что хоть действительно завалило всерьез, но ничего из ряда вон выходящего. Просто разом всё, но не более. А вот у Оксаны сейчас происходит в жизни глобальная перемена. Если и сопоставимая с чем, так только разве что с переходом какой-нибудь планеты на другую орбиту. И я бы сказал, что даже гораздо круче. А потому… Хотя здесь ты бы, очень мягко говоря, совершенно бы не помешал, однако было гораздо важнее, чтобы все это время ты находился рядом с Оксаной. Поверь, изменения в ее жизни гораздо важнее, чем очередной завал повседневных дел. Если честно, не будь тебя, я бы сам все бросил и все это время помогал бы Оксане. Я полностью уверен, что Оксана и сама справилась бы, но… Когда в жизни происходят изменения такого уровня — а они происходят в жизни далеко не каждого — так вот, когда происходят изменения такого уровня, надежные тылы, крепкая почва под ногами — крайне необходимая штука.

Ира физически ощутила, как сквозь Александра и Оксану пробежала волна мистического трепета.

Стас усмехнулся.

- Ладно… Не будем больше о глобальностях, — он сделал небольшую паузу. — У меня есть предложение по поводу немного расслабиться. К джазу как относитесь?

- С энтузиазмом, — ответил Александр и посмотрел на Оксану.

- Наверное, нормально, — чуть смущенно пожала плечами она. — Мне не приходилось бывать на джазовых концертах, — пояснила Оксана.

- Ну значит, придется, — жестко заявил ей Александр, вызвав легкий приступ всеобщего смеха.

- В таком случае, завтра составите компанию Ирине Борисовне, — заключил Стас.

- А Вы? — Александр вопросительно посмотрел на Стаса.

- Скорее всего, тоже присоединюсь. По крайней мере, очень на это рассчитываю. Ну если и не присоединюсь — ничего страшного.

- А что так? — продолжил допрос Александр.

- Мне к понедельнику надо кое-какие документы подготовить.

- Станислав Андреевич! Я прекрасно понимаю, что, начав у Вас работать, я зарекомендовал себя далеко не с самой лучшей стороны, но, как мне кажется, я уже не раз довольно доходчиво продемонстрировал, что та сторона не является во мне доминирующей.

- Саша, дело не в недоверии. Просто вам с Оксаной необходимо отдохнуть.

- Оксане — да. А мне-то с чего? Короче, давайте без реверансов! Что там за документы?

Стас сделал еще одну попытку отказаться от помощи, но в итоге вынужден был притащить свой ноутбук и заняться введением Александра в курс дела. Ира и Оксана не стали им мешать и отправились к Зиву и Лоренцу, заглянув по дороге в Ирину мастерскую.

Оксана долго рассматривала еще неоконченную работу на мольберте, а потом еще дольше готовую, которая так и стояла на подоконнике.

- Знаете, Ирина Борисовна, — наконец заговорила Оксана, вернувшись к неоконченной работе на мольберте. — Мне всегда были интересны естественные и технические науки, но они никогда не были мне интересны как таковые. Меня всегда больше всего занимала их методология. А еще более, применение этой методологии в тех областях, в которых она считается неприменимой. Именно из-за этого у меня и произошел тогда конфликт с преподавателем. Я училась в институте ради того, чтобы знать, а не ради того, чтобы получить профессию, удостоверенную дипломом, а потому я, в общем-то, без сожалений бросила институт. Компьютерами я увлекаюсь давно, притом почти со столь же давних пор это увлечение является моей статьей дохода. Так что… Но я не о том, вообще-то. Самая главная особенность естественных и технических наук, отличающая их от других способов познания мира, это попытка постигать мир в лабораторных условиях. То есть, изучать вовсе не реальные явления, а их идеализированные лабораторные аналоги.

- Оксана, меня как-то судьба свела с одной знахаркой. Она говорила, что и ученый, и гадалка, по сути, занимаются одним и тем же: попыткой предсказания, попыткой прогнозирования. Разница в том, что ученый задается вопросом: с какой скоростью будет падать абстрактное яблоко определенной массы, висящее на определенной высоте. А гадалка задается вопросом, что случится с конкретным яблоком после того, как оно оторвется от ветки.

- Любопытное наблюдение. Я, как-то, об этом никогда не задумывалась. Но знаете, что самое интересное? И ученый, и гадалка задаются вопросом, что ПРОИЗОЙДЕТ с яблоком, то есть, с объектом внешнего мира. Но ни ученый, ни гадалка не задаются другим вопросом: что ПРОИСХОДИТ с ними самими в тот момент, когда яблоко отрывается от ветки.

Знаете, что думал Альберт Эйнштейна по поводу мотивации, заставляющей человека заниматься наукой? По его мнению, одно из наиболее сильных побуждений, которое приводит человека к науке, это желание уйти от будничной жизни с её мучительной жестокостью и безутешной пустотой. Эта причина толкает людей с тонкими душевными струнами от личных переживаний в мир объективного видения и понимания. Человек стремится каким-то адекватным способом создать в себе простую и ясную картину мира для того чтобы оторваться от мира ощущений, чтобы в известной степени заменить этот мир созданной таким образом картиной. Не уверена в абсолютной дословности, но это — цитата.

- То есть, человек пытается реальностью внешнего мира отгородиться от реальности своего внутреннего мира?

- Да. Человек ищет закономерности внешнего мира, причинно-следственные связи внешнего мира, а все закономерности внешнего мира все причинно-следственные связи внешнего мира связаны с циклами времени. Помните, мы как-то говорили об этих циклах?

- Конечно, помню.

- Всё, что изучают все науки от физики до искусствоведения, это всё — мир внешний. Даже все науки, изучающие человека — от анатомии до психологии — изучают его в качестве объекта внешнего мира. А все закономерности, все причинно-следственные связи внешнего мира — так называемого объективного мира — напрямую связаны со временем. То есть, все науки от физики до искусствоведения, от анатомии до психологии, по сути, изучают только одно явление — повторение в циклах времени. Вплоть до того, что любой факт, который не повторяется и который невозможно повторить, не считается научным фактом и даже, как правило, не принимается фактом в самом принципе.

Как я уже говорила, меня всегда интересовала методология естественных и технических наук с точки зрения применения ее там, где это считается невозможным. С точки зрения методологии, меня более всего интересовал метод исследования идеализированного лабораторного аналога. А с точки зрения области, где мне хотелось этот метод применить — мой собственный внутренний мир. Однако внутренний мир по определению не является и не может являться объектом — и даже субъектом — научного исследования ни естественных, ни технических, ни гуманитарных, ни социальных наук, так как и те, и другие, и третьи, и четвертые изучают исключительно внешний мир.

Если совсем честно, то институт я бросила, на самом деле, вовсе не из-за конфликта с преподавателем. Я потерпела полный провал своих идей применить методологию лабораторного исследования к своему внутреннему миру. То есть, меня в какой-то момент просто перестала интересовать наука как таковая.

И вот, я бросила институт, полностью перестроила свою жизнь и жила, как говорится, совершенно спокойно, пока… Всё резко изменилось, когда Вы дали мне заполнить таблицу, составленную на основе Мишиных наблюдений.

Не сомневаюсь, что мое открытие не всколыхнет научные умы и никогда не станет широко известным, но лично для меня — это открытие, что называется, всех времен и народов. Понимаете, для меня — не сомневаюсь, что не только для меня — всегда было бесспорным, действительно установкой по умолчанию, то есть, вещью, о которой даже в голову не приходит задуматься; для меня всегда было само собой разумеющимся то, что все закономерности, все причинно-следственные связи мира внутреннего, как и мира внешнего, напрямую зависят от циклов времени. И действительно зависят! Но лишь потому, что внедренные в сознание и доведенные до состояния установок по умолчанию убеждения, ставят их в такую зависимость. Как ставят? Программируя реагировать определенным образом на определенную ситуацию внешнего мира. Ситуации же внешнего мира развиваются во времени и повторяются во времени. Но изначально, то есть, как данности, такой зависимости нет. Внутренний мир существует не во времени. Внутренний мир существует только в точке СЕЙЧАС. А точка СЕЙЧАС, проецируясь на время, охватывает вечность. То есть, во внутреннем мире стоит знак равенства между СЕЙЧАС и ВЕЧНОСТЬЮ.

Понимаете, все науки от физики до искусствоведения изучают только одно явление — повтор — которое происходит в рамках времени. Во внутреннем же мире такое явление как повтор отсутствует как таковое.

И все же, внутренний мир, как и внешний, имеет свои закономерности и свои причинно-следственные связи, но эти закономерности и причинно-следственные связи не имеют ничего общего ни со временем, ни с повтором.

Я догадываюсь, что мои объяснения звучат абсурдно, но я не знаю, как по-другому объяснить то, что я поняла. Просто, глядя на Ваши картины, у меня возникло ощущение, что Вы тоже это понимаете.

Так вот, как только я это все поняла, у меня возникло непреодолимое желание вернуться к науке. Вот только мотивация у меня совершенно не та, о которой говорил Эйнштейн. Я убеждена, что тот мой полный провал связан лишь с тем, что я подошла к изучению внутреннего мира, как к изучению мира внешнего. То есть, я попыталась изучать повтор. То есть то, что во внутреннем мире отсутствует. Само собой возникает вопрос, а возможно ли применять методологию изучения внешнего мира для изучения мира внутреннего, ведь все научные методы разработаны для изучения повтора? Сейчас у меня нет ответа на этот вопрос. Само собой, здесь нужна совершенно иная методология. Но именно методология! А потому у меня возникло непреодолимое желание вспомнить и получше разобраться в методологии научной.

Еще работая над той таблицей, я отчаянно кинулась восстанавливать свои былые научные познания. И тут приехали Лёша с Эрикой, а потом — Сергей Леонидович…

Забавно… на тот момент я уже вовсю пылала желанием вернуться к науке, но его предложение стало для меня самой настоящей неожиданностью. Я так благодарна Саше, что он… даже не просто поддержал меня, а можно сказать, пинками загнал туда, куда я безумно хотела.

Если честно, мне немного неловко перед Сергеем Леонидовичем — он, похоже, действительно видит во мне какие-то невообразимые перспективы, в то время как я, на самом деле, вовсе не собираюсь посвящать себя науке. Всё, что мне нужно, это постичь саму суть методологии исследования.

- Оксана, ты — удивительный человек!

Оксана усмехнулась.

- А меня удивляют люди — я имею в виду подавляющее большинство из них. Почему они только и делают, что ковыряются в ворохе бессмысленных проблем, созданных собственными руками, и даже не пытаются выяснить, не пытаются понять, что они есть на самом деле? Какой смысл жить в этом странном мире, если не пытаешься с помощью имеющихся в нем средств постичь то, что ты есть на самом деле?

- - -

Ира понятия не имела, во сколько лег спать Стас, но, видимо, лишь под утро, потому что проснулся он только около часа дня, а потому Ира не успела поделиться с ним своим новым шоком от Оксаны, прежде чем причина шока вновь оказалась у Иры в гостиной. Александр, судя по его внешнему виду, проснулся столь же недавно, как и Стас.

В этот раз Стас явно не собирался выходить на сцену, но его присутствие в зале каким-то невероятным образом запеленговал Блэйз и лично за ним явился. Разумеется, он собирался забрать с собой и Иру, но, обнаружив, что она с компанией, нехотя смирился.

Момент исчезновения Стаса вместе с Блэйзом даже Ира пропустила, хоть и заметила, как Блэйз зашел в зал и подозвал его, и даже слышала, и даже довольно сносно поняла их переговоры. Александр же с Оксаной, занятые изучением меню, почему-то пропустили даже то, как Стас встал из-за стола.

- А где Станислав Андреевич? — спросил Александр, как только рассказал официантке, что им с Оксаной принести в дополнение к рекомендациям «Станислава Андреевича».

Ира уже открыла рот, чтобы ответить, но тут грянул шквал аплодисментов и разъехался в стороны занавес…

В ошеломлении, завладевшем лицом Александра, Ира узнала собственную реакцию, которая охватила ее, когда она очутилась здесь впервые. Стас за роялем стал серьезным потрясением даже для Оксаны, совершенно спокойно воспринявшей дырки в пространстве и говорящих кошек-собак, занимающихся созданием собственного сайта.

- - -

Стас вернулся к столику со словами:

- Прошу прощенья. Я не собирался этого делать, но Блэйз — это вторая Ларочка, а что такое Ларочка, ты, Саша, знаешь великолепно.

Как только всё, что нуждалось в «reheat», было «reheated», «вторая Ларочка» появилась у столика собственной персоной.

- Excuse me, please. May I join you?

- Of course, you may, Blaise, — ответил ему Стас.

Блэйз тут же взял себе стул от другого столика и уселся, уставившись на Александра.

- Are you a musician?

- Far from it! — усмехнулся Александр. — I’m a lawyer.

- That’s funny… I thought you were a musician. And I’m rarely mistaken, — Блэйз вопросительно смотрел на Александра.

- I attended a musical school when I was a kid. Nothing more than that.

- Well! Doesn’t matter! — рассмеялся Блэйз. — As I know from Stas, you both take part in the development of the game for which we recorded a soundtrack. Right?

- Yes, but… Станислав Андреевич, Вы что, тоже принимали участие в записи саундтрека?

- Да. И, если несложно, говори всё на английском, дабы не переводить для Блэйза, — попросил Стас, а затем спохватился. — Прошу прощенья, Оксана, с английским, как?

- Пока всё понятно.

После того как Блэйза поставили в известность по поводу сказанного, он принялся с интересом выяснять, какую именно функцию выполняет юрист в создании компьютерной игры, а затем с еще большим интересом взялся за Оксану.

- I am a programmer, — отрекомендовалась она.

- I already know one of your programmers. Misha. A very curious young man.

- He’s a chief developer of the game.

- I know. I even work with him a little bit. The matter is, Ira and Stas permitted me to participate in the work. So, I’d like to know, what exactly you do..

- I help Misha.

- I guess, — Блэйз улыбнулся. — But I’d like to know what exactly you do.

Оксана немного стушевалась, то ли пытаясь сообразить, как бы описать Блэйзу свои весьма разнообразные функции, то ли подыскивая для описания английские слова. Заминкой воспользовался Стас и рассказал Блэйзу о таблице, заполненной Оксаной и о том, какое неизгладимое впечатление ее работа произвела на всех остальных разработчиков, включая его самого и Иру. Блэйз тут же загорелся желанием познакомиться с той таблицей, но… таблица-то была сделана на русском и занимала вовсе не пару страничек, а потому тут же началась дискуссия по поводу, кто сделает перевод.

- Stop! — положила конец прениям Ира. — We have Ziv and Laurence. They can read the table for you in English.

- A wonderful solution! — Блэйз улыбнулся Ире.

В это время со стороны сцены послышались звуки саксофона, контрабаса и ударных. Все дружно повернули головы. Не считая двух-трех посетителей, зал был пуст, занавес вновь открыт, а на сцене — Терри с саксофоном, Брэд с контрабасом и Римус за ударной установкой.

- They’re preparing for the concert. Why not help them? — Блэйз весело посмотрел на Стаса, а затем перевел еще более веселый взгляд на Александра. — Which instrument did you play at your school?

- A violin.

- We have a violin. Let’s go!

- Oh no! That was ages ago.

- Don’t worry! Just try!

Блэйз взял Стаса и Александра за руки и поволок на сцену. Стас безропотно сел за рояль и тут же влился в музыкальную ткань. Блэйз ненадолго исчез, вернулся со скрипкой, настроил ее и передал Александру, а сам взял гитару.

- Как ты думаешь, сколько ему лет? — спросила Ира Оксану, кивая на Блэйза.

- Полагаю, что он плюс-минус мой ровесник. То есть, что-то около тридцати.

- Ему пятьдесят два.

- Ирина Борисовна, Вы серьезно?

- Сама в шоке была, когда узнала. До сих пор не верится. Но это — далеко не все, чем он меня шокировал. Вот ты, Оксана, выяснила, что внутренний мир функционирует не по законам времени, а он… Он убежден, что внешний мир — это не техническое устройство, имеющее определенное предназначение, а произведение искусства, у которого нет и не может быть определенного предназначения. Которое вместо определенного предназначения имеет нечто загадочное и чудодейственное.

- Мир — произведение искусства, — задумчиво проговорила Оксана. — То есть, не в смысле красивый, не в смысле эстетики, а… Ну, то есть, его функции — это функции произведения искусства. Сложность в том, что люди понятия не имеют о функциях произведения искусства, хотя и понаписали по этому поводу тома трактатов. Хотя… О том, что их собственный внутренний мир не имеет ничего общего с законами времени, они ведь тоже ничего не знают и вряд ли даже представить себе смогут. Большинство, я имею в виду. Знаете, я давно заметила, что качественное познание, то есть, такое познание, которое реально меняет что-то в тебе, происходит не благодаря, а вопреки официальному образованию и официальной науке.

- Оксана, я бы не сказала, что совсем уж вопреки. Ты сама решила вернуться к постижению официальной науки. А вот твое использование познания официальной науки в корне отличается от ее официального назначения.

- В общем-то, да, — согласилась Оксана. — Кроме того, на самом деле, ВОПРЕКИ — это БЛАГОДАРЯ с противоположным вектором.

Пока они разговаривали, Александр вспомнил, как держать скрипку и как извлекать из нее звуки. Безусловно, до виртуоза ему было очень далеко, однако его партия более чем органично дополняла звуковую ткань, несмотря на то, что отличалась предельным аскетизмом.

Глава 123. Тоненькая пленочка целесообразности