Екатерина Трубицина
Часть I
Книга 2
(главы 20-32)
Дни напролет Ира с Лешей проводили в лесу на лыжах, а после ужина отвисали на дискотеке, прикалываясь над всеобщим мнением пансионатовской публики, единодушно считавшей их юной влюбленной парочкой.
Совершенно неожиданно нагрянула Новогодняя ночь. Забывшая обо всем на свете Ира часов в девять вечера смутно вспомнила о рекомендациях Зива с Лоренцем, но тут же отмахнулась от этой мысли, и она пронеслась мимо легким облачком. А потом сила всепоглощающего беззаботного веселья захватила Иру целиком и полностью, и она растворилась в празднике, отдавшись на волю волн океана радости.
Волны океана радости
художник: Готфрид Сейгнер
(Австрия)
Кремлевские куранты на громадном плазменном экране начали старательно отбивать двенадцать ударов, которые тут же подхватил грохот фейерверка с улицы, куда Иру с Лешей в сей же момент увлекала развеселая толпа. Счастливые вопли и визги едва не заглушали громыхание залпов. Небо то и дело расцвечивалось разноцветными снопами огней.
Фейерверк
фотограф: Элеонора Терновская
Как в полусне, повинуясь невесть откуда взявшемуся порыву, Ира оторвала взгляд от сверкающего неба и обернулась. Ее внимание привлекла невзрачная дверь на давно проржавевшем висячем замке. «Проход», — машинально констатировала Ира и, не задумываясь, направилась к нему. Так же машинально констатировала она, что принадлежит он Зиву и Лоренцу, так как в его глубине увидела цокали своего дома и поющего, но эти направления не интересовали ее. Не отдавая себе отчета, Ира ощутила непреодолимое желание попасть в чем-то отдаленно знакомую комнату и вошла в нее.
Громыхание фейерверка и вопли с визгами развеселой толпы моментально стихли. Комната оказалась зальчиком пивного бара в безвестной немецкой деревушке, где в компании Генки, Радного и «главных коней» Ира побывала после окончания мебельной выставки. Всего пара семей готовилась встретить еще не наступивший здесь Новый Год, занимая два удаленных друг от друга столика. Хозяйка заведения узнала Иру и почти силой усадила ее за стол, игнорируя отчаянные попытки объяснить, что у нее с собой только российские деньги. Через мгновение перед Ирой красовалась кружка темного пива и несколько тарелок с разнообразной едой, полагающейся к этому напитку.
Ира еще раз попыталась воспротивиться незаслуженному проявлению радушия в отношении себя, показывая свою относительную неплатежеспособность, но хозяйка, демонстративно взяв из ее рук деньги, сунула их Ире обратно в карман, при этом что-то настойчиво повторяя. Разыгравшаяся сцена привлекла внимание других посетителей, среди которых оказался пожилой дядечка немного знавший по-русски.
- Нежданни гост для ней корочий примет! — объяснил он Ире. — Ви толджен ест, пит, чтоб все бил корочо в этот дом.
Ира поблагодарила, послушно села за стол и, как в полусне, принялась потихоньку поглощать тягучее почти черное пиво и всякие вкусности.
Дверь, через которую она немногим ранее вошла, открылась. На пороге стоял Радный. Он удивленно посмотрел на Иру, но его удивление выглядело несколько странно: не из цикла «не может быть!», а типа «ну надо же, как я и предполагал!». «Показалось», — попыталась убедить себя Ира.
- С Новым Годом, Ирина! — приветливо улыбнувшись, сказал Радный и сел напротив нее.
- С Новым Годом! — ответила она.
Хозяйка, радостно всплеснув руками, без промедления поставила перед ним весь ассортимент уже стоявший перед Ирой.
- Как отдыхается? — поинтересовался Радный.
- Здорово!
- Чем занимаетесь?
- Целыми днями на лыжах ходим.
- Ну вот! А то «Не умею! Не могу! Только в страшных снах снится!».
- Видимо, на сей раз мне с учителем повезло, — улыбнулась Ира.
- Я старался, — улыбнулся в ответ Радный.
- Странно…
- Что?
- Вы не спрашиваете, каким образом я здесь очутилась.
- А Вам очень хочется ответить?
- Нет.
- Потому и не спрашиваю.
- А может быть, просто знаете?
- Может быть…
Может быть…
художник: Ашли Летон (Франция)
В этот момент Новый Год, видимо, наступил и в Германии, потому что столики, занятые компаниями немцев, охватило оживление.
- С Новым Годом, Ира! — Радный поднял свою кружку с пивом.
- С Новым Годом! — сказала Ира и подняла свою.
Они чокнулись и отпили по несколько глотков.
- Знаете, Ира, — Радный внимательно смотрел на нее, — по-моему, Рауль крайне неравнодушен к Вам.
- Я заметила.
- Он Вам не нравится?
- Отчего же? Очень даже нравится.
- Вы всегда подчеркнуто холодны с ним.
- Разве?
- В сфере совместной работы отнюдь, но… — Радный многозначительно улыбнулся. — В общем, не похоже, чтобы Вы отвечали взаимностью на его весьма пылкие чувства к Вам.
- Стас, если я начну отвечать взаимностью всем мужчинам с пылкими чувствами, которые мне нравятся, боюсь, что ни на что другое времени у меня не останется.
- Вы так любвеобильны?
- Нет. По-настоящему я люблю только себя.
- Не похоже.
- Почему?
- Человек, который любит себя, не отказывает себе в удовольствии.
- Любить — не значит баловать. Балуют как раз таки от недостатка любви, пытаясь таким способом этот недостаток компенсировать. А когда любят по-настоящему, дают лишь то, что действительно необходимо.
- А Вы не допускаете мысли, что близится момент, когда Раулю предстоит стать тем, что Вам действительно необходимо?
- Вы так думаете?
- Да. А вот Вам думать не советую. Просто поймайте этот момент и возьмите то, что Вам хочется.
- Неужели то, чего мне хочется, так бросается в глаза, несмотря на подчеркнутую холодность?
- Нет, Ира. Совершенно не бросается. Я просто знаю. Потому что иначе быть не может.
Радный встал, рассчитался, проигнорировав протесты хозяйки, и, не прощаясь, вышел, оставив Иру в состоянии глубокого замешательства.
В состоянии глубокого замешательства
художник: Ханс Дегнер
(Дания)
Когда она вернулась в пансионат, шум праздника уже стих. Леша спокойно спал в своей комнате. Ира последовала его примеру.
Наутро лавина всевозможных мыслей и домыслов попыталась напрочь снести ей рассудок. Ира даже уже было направилась к проходу, рассчитывая на поддержку Зива и Лоренца, но тут проснулся Леша и потащил мать обедать, посмеиваясь над ее полувменяемым состоянием и приписывая его происхождение вольностям Новогодней ночи. Ира, естественно, не стала его разубеждать и объяснять, что весь алкоголь в ее кровь попал исключительно из недопитой пинты почти безалкогольного пива.
Обед, прогулка на лыжах, ужин и дискотека, а самое главное, постоянное общество сына — вернули Иру в благостное состояние. Она совершенно забыла о своем Новогоднем приключении, как, приехав сюда, забыла обо всем на свете, и пребывала в благословенной неге забытья все оставшееся время дарованного ей отдыха.
Благословенная нега забытья
художник: Дэррил Ф. Джонс Джонс
(США)
8-го января после завтрака Радный с Генкой забрали Иру с сыном из пансионата. Вечерним поездом Леша вместе с Радным ехал в Москву, чтоб оттуда улететь в Нью-Йорк.
- Ну вот! Как с маленьким! — скорчил притворную обиду Леша. — Небось, до самого самолета провожать будете!
- А как же! — сурово произнес Радный. — Идея вытащить Вас, Алексей, сюда, принадлежит мне. Так что, пока Вы не окажитесь на борту нужного авиалайнера, я несу за Вас полную ответственность.
Время, оставшееся до отъезда, посвятили автомобильной экскурсии по городу. Пока Радный рассказывал Леше о достопримечательностях, сидящие сзади Генка с Ирой обсуждали план дальнейших действий.
- Мам, — обратился к Ире Леша, краем уха поймав часть их разговора, — чует мое сердце, ты сюда жить переедешь.
- Да, Лёшик, — заметила ему Ира, — с сердечным чутьем у тебя явно туговато. Работы мне здесь осталось уже не так много, а в Сочи ждет не дождется моего неусыпного внимания дом Станислава Андреевича, и книга Евгения Вениаминовича.
- Ира, позвольте полюбопытствовать, — обратился к ней Радный, — что за книга и почему ждет именно Вас?
- Я достаточно давно сотрудничаю с неким Гаровым Евгением Вениаминовичем. Он — переводчик и писатель, работающий в сферах истории, этнографии, философии, эзотерики, оккультизма и смежных с ними. Моя задача — иллюстрации, дизайн и верстка.
- А чтобы справляться со всеми этими задачами, — вклинился Леша, — мама чрезвычайно внимательно читает и перечитывает написанные и переведенные им работы, а потому, учитывая их содержание, у нее периодически едет крыша.
Радный остановил машину и посмотрел на Лешу так, что тот весь аж скукожился:
- Молодой человек, позвольте узнать, что дает Вам право в столь нелестном тоне говорить о женщине, благодаря которой, Вы имеете уникальный шанс вообще что-либо говорить?
Сконфузившись, Леша молча смотрел на Радного.
- Вы не расслышали мой вопрос, Алексей? Я могу повторить: что дает Вам право в столь нелестном тоне говорить о женщине, благодаря которой, Вы имеете уникальный шанс жить на Земле?
- Я… я… — заикаясь, начал Леша, — я не имел в виду ничего нелестного… просто…
- Просто Вам, как и любому обывателю, свойственно с полной уверенностью в единственности, правильности и неоспоримости Вашего мнения выносить свои суждения в областях Вам неведомых.
- Но…
- Чем Вы занимаетесь? Насколько я знаю, точными технологиями?
- Да.
- Вот и занимайтесь, но, ежесекундно помня о том, что вокруг — целый мир, который укладывается в изучаемые Вами точные технологии лишь очень незначительной частью. Вы, как и любой обыватель, знакомы с мизернейшим количеством данных, и Ваши расчеты и выводы, относительно законов жизни, никогда не будут обладать хотя бы приблизительной точностью. А знаете почему? Именно потому, что Ваша крыша никуда не едет. Она намертво прибита, приклеена и приварена к месту убеждения в том, что в мире реально существует лишь то, что доступно восприятию подавляющего большинства, к которому Вы относитесь. Между прочим, я готов вам, то есть, подавляющему большинству, земной поклон отвесить, и не раз, за то, что вы наделяете мир стабильностью. Однако, вносить изменения, а следовательно, заставлять жизнь быть жизнью, а не медленно гниющим смрадным болотом, способны лишь те, чья крыша находится в свободном полете.
«Крыша» в свободном полете
художник: Готфрид Сейгнер
(Австрия)
Радный зафиксировал все сказанное, буквально раздавив трепещущего Лешу жестким взглядом, а затем обернулся к Ире:
- Извините, Ира, что так жестко наехал на Вашего сына, но он — ВАШ сын, а потому, не имеет никакого права городить чушь.
Затем он снова обратился к Леше:
- Дорогой юноша, Вы очень похожи на мать внешне и, пожалуй, унаследовали от нее прекрасно работающие мозги, но это — всё! Ничего более этого Вам не досталось! А потому повесьте на внутренней стороне своего лба большущий плакат, гласящий: «Я способен осознавать лишь одну триллионную этого огромного загадочного мира и не имею никакого права выносить суждения о том, что неведомо и никогда не станет ведомо мне». Запомнил?
- Да, — понуро пробормотал Леша.
Радный примирительно потрепал его по голове, и они поехали дальше. Экскурсия, как ни в чем не бывало, продолжилась.
- - -
- Что делать-то будем? — спросил Генка, когда поезд с Радным и Лешей растаял в темноте.
- Пойдем к Женечке. Сто лет его не видела.
- А ты умеешь?
- Умею.
- Тогда пошли!
Они прогулочным шагом направились в сторону заветной кафешки.
- Бедный Лешка, — грустно усмехнувшись, сказал Генка.
- Чего это он бедный?
- Стас по нему, что называется, катком проехал. Жаль парня.
- А мне — нет.
- Ирчик! Ты же его матушка!
- Знаешь, может быть, именно поэтому и не жаль.
- Не понял?
- Хорошо, когда по тебе катком проезжаются из благих побуждений и в доброжелательном настроении — закалка крепче и негативных последствий меньше.
Из благих побуждений
художник: Артуро Пачеко Луго
(Мексика)
- Наверное, ты права, Ирчик… Когда твой друг страшен, недругов как клопов давишь…
- Это про Женечку?
- А как ты догадалась? Ах, да-а! Он же меня намедни в твоем присутствии порвал как Тузик тряпку!
Генка разыграл целую сценку, да так, что Ира чуть не задохнулась от смеха.
- Ген, а когда вы с Женечкой познакомились? — спросила она отсмеявшись. — Я имею в виду, в этой жизни, ведь, насколько я понимаю, своих отцовских обязанностей он не выполнял?
- Ирчик, каждый раз все происходит по одной схеме. Я рождаюсь эдаким обычным мальчиком у какой-нибудь экстравагантной мамаши и расту как все самые обычные дети. Как все играю, безобразничаю, как все с горем пополам получаю причитающееся времени образование. Самое главное, я ни о чем эдаком и понятия не имею! А потом в один ужасный день в самый неподходящий момент появляется он. Смотрит на меня, ехидно улыбаясь, и я в одночасье вспоминаю все. После этого мое очередное обычное беззаботное детство кажется мне смутным сном.
- Ген, если ты помнишь все, это значит, что ты очень много знаешь.
- С точки зрения обычного человека, наверное, да. Но вот, к примеру, ты умеешь пользоваться проходами, а я — нет. Я — слепой. Я их не вижу, сколько Гаров ни пытался меня учить. Пытался он учить меня и другим вещам, но я безнадежно слепой и тупой.
- Ген, а ты можешь рассказать мне о своих прошлых жизнях?
- Нет, Ирчик, не могу. Гаров строго-настрого запретил мне это делать. И поверь, у него на это есть очень веские причины. Для меня они — темный лес, но ты, судя по всему, способна понять их. У вас с Гаровым свои причуды. Вот, к примеру, для меня полная загадка, с чего это вы подняли такой шум из-за этого Рауля. По мне, так он, если и отличается от других людей чем, так только своими инженерными достижениями. Да и тебя, глядя со стороны, он никогда ничем, кроме своих инженерных достижений, не интересовал. Безусловно, он лучше меня сразу понял все эти твои внутренние точки — честно говоря, моему пониманию это до сих пор доступно лишь отчасти — но на этом вся его необычность для меня заканчивается. А вот вы с Гаровым отчего-то аж на уши встали. Я уже после этого к нему и так, и эдак приглядывался — милый мальчик, только и всего. А на тебя посмотреть, так ты даже то, что он милый, не замечаешь. А он, между прочим, по-моему, в отношении тебя очень даже не ровно дышит!
Генкины откровения порадовали Иру. Именно такое впечатление она усиленно и старалась производить. Впрочем, Радный в Новогоднюю ночь, по сути, сказал ей то же самое. «Ох, эта Новогодняя ночь! Нет. Пока об этом лучше не думать».
Лучше не думать
художник: Бланка Абахо Альда
(Испания)
Тем временем, впереди замаячило кафе с одной светящейся буквой из длинного названия. Чтобы не привлекать к себе ненужного внимания, Ира с Генкой, зайдя в зал, уселись за столик и, сделав заказ, тут же расплатились. Первым делом, Ира набрала Женечку и сообщила, что они с Генкой вот-вот заявятся к нему в гости. Женечка с веселой язвительностью поблагодарил ее за постановку себя в известность относительно их планов, как бы между прочим напомнив о том, что ранее «госпожа Палладина» себя этим нисколько не утруждала. Ира рассмеялась, сказала «до встречи» и, выключив мобильник, сунула его в карман.
- Кстати, как там Рауль? — спросила Ира Генку.
- Наверное, неплохо! Праздники провел дома. Кстати, сегодня ночью должен приехать Питерским поездом.
- Зачем вы его так рано выдернули? Запуск ведь все равно только на понедельник планируется?
- Никто его не выдергивал. Он сам так решил, узнав, что ты восьмого уже вернешься, а следовательно, пятницу, субботу и воскресенье будешь все перепроверять.
- Догадливый, однако! Но это здорово. Это значительно увеличивает шансы осуществить запуск в понедельник.
Во время разговора Ира сосредоточено наблюдала за залом, стараясь поймать момент, когда они окажутся вне поля зрения посетителей и работников кафе. Вдруг она резко встала и еле слышно скомандовала:
- Идем!
Через мгновение Женечка, театрально раскинув руки, с возгласом «Ба! Какие люди!» встречал их в своей кухне.
- Палладина! И далась тебе моя кухня! Неужто не можешь, как все нормальные люди, пользоваться входной дверью?
- Женечка, ты ждал на кухне, вот я и направилась сюда, — как ни в чем не бывало, ответила Ира.
- Ты даже такие тонкости замечаешь? — Женечка хотел придать своему тону шутливый оттенок, но вопрос прозвучал серьезно.
- Женечка, ты сам виноват.
- Я виноват?
- Ну конечно! Ты ведь совсем забыл меня проинструктировать по поводу того, что до́лжно замечать, а что — нет.
- Ну и язва же ты стала, Палладина!
- Пытаюсь соответствовать! Яблочко, оно ж от яблони не должно далеко укатываться!
- Ах ты ж яблочко мое румяное! Кстати, что с тобой случилось, Палладина? Посвежела! Похорошела! Неужто действительно, не заморачиваясь ни на чем, просто отдыхала?
- Представь себе — да!
- Рассказывай! — торжественно воскликнул Женечка.
- А рассказывать особо нечего. Полмесяца кряду каждый день с утра до вечера на лыжах по лесу без единой мысли в голове.
- А Новый Год, как встретила?
- Классно! — беззаботно ответила Ира.
Женечка внимательно оглядел ее и усмехнулся.
- Женич, я здесь ни при чем, — на всякий случай, оправдался Генка.
- Ира! Он правду говорит? — начал язвить Женечка.
- Врёт! Но только наполовину.
- Это как?
- Они с Радным на пару Лешу вызвали и в пансионат нас отвезли.
- Вот видишь, Геныч! Врёшь! Приложил-таки руку к изменению образа жизни Палладиной.
- Руку, честное слово, не прикладывал! А вот голову — было дело.
- Как именно? — не прекращал гротескно грозным тоном шутливый допрос Женечка.
- Вспомнил про Лешу, а Стас сказал, что общество сына — самая что ни на есть подходящая на время отдыха для Ирчика компания.
- Заложил, значит, Палладину с потрохами?
- Получается, что так… — виновато пробурчал Генка и скорчил смешную рожу.
- Ребят, вам не надоело паясничать?
- Можешь предложить что-то поинтересней? — вопросом на вопрос ответил Ире Женечка.
- Пойдемте к морю… — мечтательно проговорила Ира.
- Лично у меня возражений нет! — радостно воскликнул Генка.
- Еще б у тебя были возражения! Тебя ж хлебом не корми — дай на голую Палладину поглазеть!
- А при чем здесь голая Палладина?
- А ты что, думаешь, она морским воздухом подышать, что ли, хочет? Ага! Жди! Как на берег выйдет, тут же с себя все поскидывает и уплывет в темноту.
- Точно! А я и запамятовал! — Генка, хитро прищурившись, посмотрел на Иру.
- Можете составить мне компанию. Не возражаю, — поднимаясь, сказала Ира. — Идем?
- Как скажешь, Палладина, — Женечка поднялся вслед за ней.
На улице было темно, безлюдно и мокро.
- Дождь что ли прошел? — спросила Ира.
- Да уж неделю как льет, — ответил Женечка.
- На море шторм, небось? — опасливо поинтересовался Генка.
- Небось… — удовлетворил его любопытство Женечка.
Парк Ривьера зимней ночью
фотограф: Элеонора
Терновская
Когда они шли по Ривьере, Женечкино «небось…» подтвердилось, сначала отдаленным, но неумолимо приближающимся яростным грохотом жующих камни волн. А когда они, наконец, оказались на набережной, их взору предстало поистине впечатляющее зрелище: все небо над морем полыхало яркими беззвучными зарницами, то и дело освещавшими дико бурлящую и клокочущую от неистового танца Посейдона поверхность воды.
Ира ускорила шаг и почти побежала к галечной кромке пляжа, раздеваясь на ходу.
- Ирчик! Ты с ума сошла! — в ужасе завопил Генка.
- Как я понимаю, желающих составить мне компанию нет, — констатировала Ира, не удостаивая вниманием отчаянный Генкин вопль.
Женечка спокойно забирал у Иры из рук последовательно снимаемую одежду и притормозил пытающегося образумить ее Генку.
- Женич! Ты глянь, какой шторм! — не унимался Генка.
- Все в порядке, — прозвучал, заглушая шум шторма, тихий спокойный металлический голос Женечки. — Не трогай ее.
Ира с разбегу врезалась в стену волн и отдалась их воле.
Волны крутили и швыряли Ирино тело. Она чувствовала себя то гусеницей шелкопряда, обматывающейся шелковыми нитями, то миксером со взбиваемым во чреве содержимым.
В конце концов, она оказалась на гребне волны, готовой низвергнуть всю свою набранную в неистовом беге мощь на берег, и... открыла глаза.
Перед взором медленно рассасывались оранжевые пятна всполохов зарниц.
Зарница
фотограф: Элеонора Терновская
Постепенно проступавшие сквозь мрак детали неопровержимо свидетельствовали о том, что она находится в своем гостиничном номере. Ира встала и включила свет. Часы показывали половину восьмого. В дверь кто-то осторожно пошкрёбся.
- Кто там? — спросила Ира.
- Ирчик, это — я, — несмело отозвался Генка.
Ира открыла дверь.
- Я увидел, что свет зажегся, и понял, что ты… — промямлил он тем же полупридушенным голосом, протягивая ей пухлый от содержимого большой полиэтиленовый пакет. — Я… того… через полчасика забегу…
- Хорошо, — ответила Ира, и Генка спешно побрел по коридору в сторону лифта.
Ира заглянула в пакет. Там лежала ее одежда.
- Та-ак! — яростно протянула она и, неожиданно для себя, от души рассмеялась.
Ровно в восемь пришли Генка с Раулем.
- Здравствуйте, мальчики!
Ирины глаза искрились непритворным радостным блеском, чего нельзя было сказать о «мальчиках»: Рауль смотрел на Иру все тем же пылким взором, но теперь к нему примешался густой оттенок невыразимой печали, а Генка так и вовсе отводил глаза, то и дело как бы невзначай пытаясь дотронуться до Иры. Она лукаво усмехнулась про себя, встала, положила руки Генке на плечи, перенесла на них весь свой вес и, глядя в упор на Рауля, сказала:
- Я так обрадовалась, узнав от Гены, что ты сегодня уже будешь здесь. Не терпится поскорее воочию убедиться, что у нас все получилось.
- Мне тоже. Потому и приехал, — голос Рауля, несмотря на обворожительную улыбку, оттенял налет грусти.
Ира села, и они с Раулем принялись обсуждать план действий на ближайшие три дня.
- Да-а… — протянул Генка, перебивая их, — Стас как в воду глядел, что вы до понедельника жить будете в цехе!
- Геночка, ну что я могу сделать, если он — ясновидящий!
- Между прочим, он тебе русским языком перед отъездом посоветовал хотя бы в воскресенье сделать выходной. А мне, между прочим, наказал бдительно проследить за этим.
- Геночка, не переживай, я думаю, что мы в два дня уложимся, а если нет — ты ведь нас не выдашь, правда?
Генка только тяжело вздохнул, ничего не сказав. Ира прекрасно понимала, что его волнует отнюдь не их с Раулем неуемное «трудиться, трудиться и трудиться».
На самом деле, на перепроверку хватило одного дня, и все же в субботу Ира с Раулем снова отправились в цех и проделали всю работу заново, и в воскресенье — тоже. Их, как и прежде, непреодолимо тянуло друг к другу, но иной способ общения Ира не допускала, а Рауль не смел настаивать.
Впрочем, что там на самом деле происходит с Раулем, Ира понятия не имела и выяснять не собиралась. Ее гораздо больше занимали собственные ощущения. С одной стороны, в них ничего не изменилось, а с другой — изменилось абсолютно все. Хоть и сладостная, но при этом невыносимая мука сменилась терпко-упоительным с горчинкой наслаждением. Она перестала в изнеможении рыдать при каждом удобном случае, постоянно находясь в состоянии легкости и отрешенной уверенности, правда, в чем она так отрешенно, так уверена, Ира не догадывалась.
Отрешенная уверенность
художник: Айдан Угур Унал
(Турция)
- А тебе не кажется, что ты стала хозяйкой положения? — спросил Зив, когда в пятницу, улучив момент, она заглянула к ним в гости.
- Есть что-то похожее… — прислушиваясь к своим ощущениям, ответила Ира. — Но тогда получается, что раньше хозяином положения являлся Рауль?
- Получается что-то вроде того… — задумчиво промурлыкал Лоренц.
- Как Новый Год-то встретила? — сменил тему Зив.
Ира усмехнулась и рассказала им. Зив с Лоренцем загадочно переглянулись в замешательстве.
- Насколько я понимаю, комментариев не предвидится, ввиду их тотального отсутствия, — весело заключила Ира.
- Ира, поверь, — в растерянности проурчал Зив, — проход мы ему не открывали.
- Знаете, я ничуть не удивлюсь, если окажется, что Радному, для пользования проходами или чем-нибудь еще, не требуется чье-либо разрешение. По-моему, слухи о том, что он, скорее всего, пока не осознает своей истинной сути, как говорится, сильно преувеличены.
- Ты думаешь? — настороженно промурлыкал Лоренц.
- Во всяком случае, он производит такое впечатление.
Зив и Лоренц снова загадочно переглянулись в замешательстве.
- Что ты собираешься делать? — спросил Зив.
- Знаете, в Новогоднюю ночь я занималась тем, что НЕ СОБИРАЛАСЬ делать что-либо. Этим займусь и сейчас.
НЕ СОБИРАЛАСЬ
художник: Али Камал (Египет)
Кстати, хочу вам поведать еще об одном событии, которое случилось вследствие того, что я занималась тем, что НЕ СОБИРАЛАСЬ что-либо делать.
Ира рассказала, как она после проводов Леши вместе с Генкой ни с того ни с сего отправилась к Женечке, а там, опять-таки ни с того ни с сего, потащила всех на море…
- Это ты очень мудро придумала, прихватить с собой Генку, — заметил Лоренц. — Безусловно, Женечка тоже смог бы тебе вернуть одежду, но с участием Генки это получилось как-то более естественно.
- Ага! — усмехнулась Ира. — Зато теперь у него самое что ни на есть неестественное выражение лица!
- Ну! Он и не такое видал! — со знанием дела проурчал Зив.
- - -
Генка зашел вечером.
- Ты что, больше не работаешь в своем клубе? Второй день бездельничаешь!
- Выходные после праздников аж до Старого Нового Года, — пояснил он, жалобно глядя на Иру.
- Ген, я надеюсь, Гаров тебе не запретил сообщить мне, что произошло после того, как я уплыла?
Генка тяжело вздохнул:
- Ирчик, я, конечно, понимаю, что у вас с Гаровым свои причуды, но меня от них когда-нибудь кондратий хватит!
- Что, запретил, все-таки?
- Да нет… не запретил… — вздохнул Генка.
- Ну так расскажи!
- А что тут рассказывать? Как только ты в море сиганула, он меня за шкирку и домой поволок. Я ему: «Ты что творишь! Вода ледяная! Шторм! Утонет Ирка ведь!». А он как рявкнет: «Не твоего ума дело!»… Ну, в общем, пришли мы к нему домой, он твою одежду в пакет сложил, мне сунул и со словами «утром ей в номер занесешь», потащил к проходу, а перед тем как швырануть, добавил: «смотри, пока сама не проснется, к ней не суйся!», — ну и вытолкнул. Ну а я что… поднялся к себе, спать не могу, часа в четыре к твоей двери побрел, а как свет зажегся — так и постучал. Дальше ты знаешь…
- Геночка… — Ира в порыве умиления обняла его, — так ты три с половиной часа у меня под дверью просидел?
- А что делать? Знаешь, по собственному номеру километры наматывать еще хуже, — он немного помолчал. — Ирчик, ты, прежде чем подобные фокусы выкидывать, предупреждай, что ли…
- Геночка, ничего я выкидывать и не думала.
- Вот-вот… Мне Гаров постоянно говорит: «прекрати думать», а я не могу. В лучшем случае, лишь думаю, что не думаю…